Лавров на переломе: МИД России — то, о чем не пишут газеты
Российская дипломатия на предвоенном марше
До сих пор не до конца понятно, почему заявление о военных и военно-технических ответах Западу было поручено озвучивать именно дипломатам. По логике вещей это должен был озвучить именно Шойгу. Высокое искусство дипломатии по роду своей деятельности вроде как призвано сглаживать все возникающие между государствами конфликты и трения. Но, видимо, геополитическая ситуация изменилась столь радикально, что настало время меняться и МИДу. И не только в формате риторики.
Тот же политолог Сергей Михеев практически в каждом своем выступлении на «Железной логике» признает, что во внешней политике мы все время отступали.
Мы тридцать лет пытались понравиться коллективному Западу, который обвинял нас во всех грехах и при этом пользовал по полной программе. В свое время достоянием общественности стала летучая фраза министра иностранных дел Польши Радослава Сикорского, который завил, что «мы, как последние фраера, сексуально обслуживаем американцев».
На самом деле ровно то же самое можно было сказать и о российской внешней политике. И вдруг — «такой реприманд неожиданный»… Прямо «петля Примакова» в российской дипломатии. Многие эксперты объясняют эту внезапную храбрость тем, что раньше у России не было гиперзвукового оружия. Это не оправдание.
У Северной Кореи его тоже не было и нет (и не факт, что будет), но это не мешало министру иностранных дел страны Ри Йонг Хо на весь мир заявить о том, что угрозы Трампа — не более чем «собачий лай во время собачьего сна».
Похоже, Лавров еще тогда взял эту фразу на заметку.
Вообще, осуждать МИД России в этой длительной капитулянтской политике необъективно. В «ревущие девяностые» судьба торпедировала это ведомство с сокрушительной мощью.
Приход Андрея Козырева на роль министра старожилы Смоленской площади до сих пор вспоминают с содроганием. По сей день остается загадкой, кто же продвинул на пост руководителя ведомства чиновника, который за все время службы не побывал ни в одной загранкомандировке. Полный нонсенс.
Все говорит о том, что это была операция внедрения «спящего агента» западным спецслужбами. Именно Козырев, как «последний фраер» (по Сикорскому), стал обслуживать интересы США, сдавая на корню российские интересы. Дипломаты старой формации прозвали его «Миссис «Да» — в пику Громыко, которого западные коллеги называли «Мистером «Нет». Припомнили дипломаты ему и Молотова. Того, помнится, Сталин называл «Министр Железные штаны». Только Андрею Владимировичу мидовцы делегировали несколько иную интерпретацию — «Дырявые штаны».
При Козыреве работники МИДа влачили поистине жалкое существование. Многим не хватало денег даже на обед в местной столовой. Они приходили на работу со своим «тормозком» — завернутым в фольгу бутербродом с тонким пластом докторской колбасы, который запивали чаем из термоса.
С приходом Лаврова ситуация начала медленно, но верно выправляться. Дипломатам стали поднимать заплату. Выросли ставки и за работу в загранкомандировках.
Но общий курс на медленную сдачу позиций оставался прежним. Мало того. Дипломатическое ведомство настиг еще один таранный удар. В администрации президента внезапно вспомнили былое, когда всей внешней политикой рулил Международный отдел ЦК КПСС, и создали аналог — Главное управление международного сотрудничества. И МИД стал играть при нем вторую скрипку. А то и вообще довольствоваться сугубо протокольными функциями.
Интересен был подбор кадров в Управление. Приоритет отдавался профессиональным разведчикам, с которыми у мидовцев традиционно были не самые лучезарные отношения еще со времен массовой высылки дипломатов из Лондона в 1971 году. Тогда из-за двойного агента — работника КГБ Олега Лялина, разразился дипломатический скандал, и более ста работников советского посольства в Лондоне были высланы из страны.
С момента создания Управление оккупировали профессиональные рыцари плаща и кинжала. Они, по мнению старожилов со Смоленской, переманили к себе худших работников МИДа. Этим дипломаты объясняют провал и российской внешней политики на украинском направлении, и многие другие неудачи. И теперь, после знаменитого предновогоднего «ультиматума Рябкова», в МИДе надеются что на смену унылому протокольному существованию придет, наконец, эра решительной дипломатии
По мнению мидовцев, должна кардинально меняться и «мягкая сила» России. Старое наполнение этого понятия давно не устраивает никого ни в России, ни за рубежом. Это вообще слабое место во внешней политике страны. Недаром руководители ответственного за эту самую «мягкость» федерального агентства менялись с головокружительной стремительностью — до прихода на этот пост Евгения Примакова.
Все предыдущие просто не понимали, чем они рулили. Вообще, я бы отказался от этого понятия. Азиатам оно, кстати, активно не нравится.
В Азии признают только силу жесткую. А «мягкой силой» они с оттенком иронии называют «состояние мужского детородного органа в положении гендерного безразличия».
Так мне витиевато объясняли суть понятия японские дипломаты. Изысканно, нечего сказать. Американцы, судя по всему, таких тонкостей не знали. Они вообще парни простые и незатейливые — в том числе и во внешней политике. Знали бы все нюансы, подводные камни и мины азиатского менталитета — не полезли бы ни во Вьетнам, ни в Афганистан.
Незнание вышло боком — потом пришлось лихорадочно «рвать когти», сбрасывая «по ходу пьесы» вцепившихся в колеса транспортников местных коллаборцинистов…
Надо сегодня надо менять даже название филиалов агентства — так называемых РЦНК — российских центров науки и культуры. Наукой в этих центрах не пахло отродясь. Вся наука в стране работала в первую очередь на создание оборонных технологий, а делиться ими станет только умалишенный.
За этими секретами охотятся целые армии шпионов по всему миру. Да и культура утратил свое дипломатическое гуманитарное предназначение.
Гастроли ансамбля Игоря Моисеева, ранее производившие на целых континентах планеты, в наше время никому не нужны. Евгений Примаков предположил, что сейчас всем выгодны зарубежные бизнес-контракты. И русский язык за рубежом будут учить только тогда, когда это будет выгодно. Но я бы добавил сюда еще и контакты спортивные. Спорт, как известно, — посол мира. Был, есть и будет.
Но прямые контакты двух министерств — Министерства иностранных дел странных дел и Министерства спорта чрезвычайно затруднены и насквозь формализованы. Все общение исчерпывается запросами одних и отписками других. Оно и понятно. В Министерстве спорта не так много профессиональных дипломатов, а на Смоленской площади не так много спортсменов. Поэтому площадка международных спортивных связей остается пустой и невостребованной по сей день (если не брать в расчет покупку легионеров или тех или иных игроков в клубы).
И надо искать точки пересечений эмоций и интересов в прошлой истории, которая нас объединяет. Со многими странами мы были союзниками в самых разных войнах — в том числе и в самой страшной за всю историю человечества — Второй мировой. Почему бы не вспомнить и не опереться в контактах на общее военное прошлое? Чем не гуманитарное сотрудничество? Но это так, мысли на «первый сигнальный»…
История несется вскачь. И, возможно, включила обратный отсчет. Маховик войны раскручивается все сильнее. И риторика, и формат отношений с внешним миром тоже должны меняться с требованиями времени. Настало время учиться новой дипломатии настоящим образом. Вы сами ее, эту дипломатию и заявили, господа со Смоленской. Вам теперь ей и овладевать.